Из мемуаров Водовозовой.
Как только дядя распростился с нами и мы остались вдвоем с братом. он заметил, что для дочерей дяди, как для богатых девушек, может быть, и ничего не нужно более, как только заботиться о своей нравственности, но что мне, бедной девушке, очень даже невредно подумывать о том, чтобы запастись знаниями.
Эти рассуждения брата мне напомнили внушения матери о бедности, которые она так часто любила делать нам. своим детям, о чем я в институте старалась забыть и уже почти достигла этого. И вдруг брат, который навестил меня в первый раз после долгой разлуки, напоминает мне об этом! Замечания брата как-то сразу охладили мое теплое, родственное чувство к нему... На его вопрос, что мы проходим у преподавателя словесности, я с гордостью отвечала ему, что Лермонтов изложен у нас на 18-ти страницах, а Пушкин даже на 32-х. Из ответов, которые я давала брату, он пришел к правильному заключению, что я не читала ни одного произведения наших классиков.
- Какой у вас дурацкий учитель литературы! Вы. видимо, и выучились здесь только обожанию!
читать дальшеХотя я тяжело страдала от уклада институтской жизни..., но миазмы стоячего институтского болота уже достаточно пропитали мой организм, и я считала низостью спустить брату его оскорбительное замечание об институте, которым я гордилась, и об учителе, которого мы считали гениальным, а потому высокомерно возразила ему:
- Должно быть, не все такого мнения. как ты, о нашем институте, так как он всюду считается первоклассным в России! А наш преподаватель словесности и литературы Старов - знаменитый поэт, перед которым преклоняются даже такие дуры, как наши классные дамы.
- Такого знаменитого поэта в России нет. и классные дамы преклоняются перед ним только потому, что они дуры...
Это было уже слишком. и я вскочила. чтобы убежать от него, не простившись. Но брат вовремя схватил меня за руки. Он долго и нежно уговаривал меня, просил извинить его и в конце концов заявил, что я непременно должна заняться чтением, что он будет носить мне книги. Я наотрез отказалась от этого предложения, говоря, что у нас столько переписки, столько обязательных занятий. что у меня нет свободной минуты. И видя, что я все порываюсь уйти, брат переменил тему разговора. Он стал рассказывать мне о том. как матушка уже теперь мечтает приехать за мной в ПЕтербург к моему выпуску, как она давно копит для этого деньги. откладывая по нескольку рублей в месяц.
-такие жертвы! Зачем? - вдруг вырвалось у меня помимо воли.
- Как зачем?- с изумлением воскликнул брат. - Ты даже после долгой разлуки не желаешь увидеть родную мать?
Конечно. я желаю видеть маменьку... Но если это так трудно для нее? Вероятно, дядя согласится взять меня к себе...Пожалуйста. уговори ее не приезжать ко мне.. Право же. это вовсе не нужно... Уверяю тебя, что я устроюсь...
Мой брат заподозрил. что я имею какие-нибудь веские причины отказываться от приезда матушки. начал ловко выпрашивать меня. и я откровенно высказалась по этому поводу. Я напомнила ему о том, что матушка не только не стыдилась бедности, но чуть не хвасталась ею... Здесь же иначе на это смотрят.. Что же делать! Не все могут быть одинакового убеждения, не все находят. что бедность - такое счастье. которым можно хвастаться! Если матушка приедет брать меня из института, она.наверно, явится сюда в тех же платьях. которые у нее были пошиты еще тогда. когда она привозила меня. А ведь с тех пор моды совсем изменились!..
"Как ты думаешь. - обратилась я к брату. - очень мне приятно будет, когда ее станут высмеивать здесь за ее туалеты?".
-Довольно! - вдруг произнес брат с страшным гневом. резко отодвигая свой стул. _так вот чему тебя здесь научили! - Он весь побагровел и вышел, не простившись со мной
Я не только не понимала всей глубины пошлости, сказанной мною, но и не умела хорошенько разобраться в том, за что на меня так рассердился брат... Всю вину за эту ссору я сваливала на него. "Как это дико, - думала я. - он требует. чтобы все в институте придерживались такого же мнения, как наша матушка". Я нашла, что мои подруги были вполне справедливы, когда утверждали. что родственники и все живущие вне института никогда не могут вполне понять институтку.